Реальность - это процесс, требующий участия нашего сознания
Возможно, старение — результат ваших собственных действий Беритесь не за то, что должно случиться в будущем, — ищите то, что само хочет быть сделанным сейчас.
Здравствуйте. В моем ЖЖ нет особенных правил. И неособенных нет. Пожалуйста, ведите себя мирно. Это старый журнал, я веду его с 2007 года. Было и густо и пусто. И вот я вернулся и пишу о том, кого и что люблю. О кино, о стране моего детства, о литературе, об Ирландии. О людях.
Давно я не писал о забытьи. Есть люди-ладьи, пребывают в забытьи как в молитве. А я не могу быть таким. Вот я выхожу во двор. Он, конечно, шатёр и уже в десятом часу он шатен. И величав и статен, и по-королевски покоен и стреножен. И вот будто бы ты подносишь ладонь к королевской морде двора и он облизывает её звездами. И словно бы - всё в мире словно бы! - с них пылит медуница и иван-чай, любимейший иван-чай и пастушья сумка указывают мне на седло. И я уже там, на спине двора, как на спине коня и к звёздам ближе и к мечте. Но что мои мечты, они брызги, и двор несёт меня по кругу, будто карусельная лошадка, и я закрываю глаза. Хорошо залезть на крышу и ничего не знать. Ровным счётом - ничего, и делить ничего не ничто, угадывая, с кем я окажусь в частном. И листья яблони как ноздри коня, пышут сентябрьским жаром, застывшим летом. Падающими яблоками, которые всегда в остатке. И я уже не могу оглянуться за поворот. А пока - могу. И поворот - вот он, смотрит в моё плоское родное окно. И выражение моего лица в окне - плоское и ночь смотрит без выражения и я значителен и неспокоен. И теперь мне надо обязательно выйти во двор и зажмуриться, чтобы проснуться. И мне хочется, чтобы было тихо. Но собакам вечно неймётся. Поэтому я укоряю собак звёздами и они слушают меня невнимательно и продолжают ободрять меня скупыми своими цепными мечтами. Вот и ночь прошла.
5 книга - "Справочник механизатора сельского хозяйства". Методично собирал я справочники механизаторов, так что годам к сорока собралась у меня целая стопка. Или две. Почитаю я эту книгу, но не читаю, а только поглаживаю корешки, открываю, где придётся и немедленно закрываю, розовея от смущения. - Что читаешь? - спрашивали у меня друзья. - Листаю справочник механизатора за такой-то год, - отвечал я и друзья немедленно понимали, что им со мной не по пути. Удручённые, расходились они по немудрящим своим делам, а я устраивался на диване со своими справочниками, открывал их, где придётся и ветер колыхал страницы. Я не страшусь банальностей. "Справочник механизатора" - больше, чем книга. Это справочник! Ведь и я сам тоже - чей-то справочник. Пусть и не механизатора, хотя как знать! Не все ли мы справочники механизаторов, шелестящие под ветром перемен открытыми наугад страницами!?
4 голос - за учебник Колмогорова, Ейца и Демидова "Алгебра и начала анализа".
Учебник этот я носил за пазухой вместо камня. Внутрь я заглядывал по необходимости, но старался не вникать в содержание, потому что в противном случае меня ожидал глоток слёз Петры фон Кант. В стеклянном шкафу с ненаглядными объёмными пособиями стояла прозрачная бутылочка с бесцветной жидкостью. Этикетки к ней не полагалось, но весь наш класс знал, что в ней собраны слёзы Петры фон Кант. Петра фон Кант была легендарной ученицей нашей школы, потому, что она трижды пыталась её закончить. Когда-то она считала себя немкой и даже баронессой, но к 9-му классу она убедилась, что главное её предназначение - быть вечно неуспевающей по точным наукам. На уроках алгебры и геометрии она плакала в голос, причём начинала всхлипывать уже на перемене перед уроком и прекращала рыдать после вечерней программы "Время". Учительница Елена Тимофеевна Колюбакина собирала её слёзы в бутылки. Слёзы эти обладали целебным свойством: стоило их выпить ученику, который плохо учился по алгебре и началам анализа, как у него пропадала всякая надежда на исправление оценки. Если он думал, что ничего не знает и низко пал, что после глотка он был уверен, что никогда ничего не узнает и алгебраическое падение его будет бесконечным. И я пивал из этой бутылки. И это было ужасно, но и закалило характер, потому что с тех самых пор я уже никаких падений не боюсь. А Петра фон Кант после школы вышла замуж за директора ЦЕРНа, но изменяла ему со всеми профессорами математики европейских университетов и довела каждого из них до ручки, обсуждая в постели проблемы Гильберта, естественно, воя белугой, так что все профессора навсегда потеряли всякую возможность сосредоточиться на чём бы то ни было.
Книга третья. "Тектоника, конструкция и фактура бань и цирюлен дореволюционного Иваново-Вознесенска в контексте ожидания конструктивистского стиля" Авторы - И.И. Иванов-Арпеджио и С.Н.Сидоров-Ажитато
Что сказать... Книга эта - необычайная редкость. Издана она в начале тридцатых годов прошлого века в подпольной типографии Шуи настолько малым тиражом, что её можно счесть неизданной. Видел я её однажды, когда в середине девяностых ехал в переполненном троллейбусе №11 на огород. Было жарко. Я уставился на спину мелкого мужчины в рубашке мелкого изумрудного гороху. Троллейбус качнуло, я перегнулся через плечу мужчины и застыл в изумлении. Внимание моё приковало фото из тонкой книжки, которую читал гороховый попутчик. На фото была изображена улица в неотчётливом конструктивистском стиле. По улице шла женщина в белом, которая загадочно улыбалась и разглядывала, как я сразу предположил, баню и цирюльню. Я был вдохновлён и очарован. До самого поворота на Жукова я не сводил глаз с женщины, не сводившей глаз с уличных построек. Безусловно, женщина была безвестной героиней Иваново-Вознесенска, она первой сумела оценить тектонику, конструкции и фактуру бань, цирюлен да и в целом городского облика в ожидании доказательств иваново-вознесенского пролетариата и наступления эпохи большого конструктивистского стиля. - Продам за полтос - сказал шут гороховый и наступил мне на ногу. Я возмущённо отказался, а когда сошёл с троллейбуса, немедленно пожалел и побежал стремглав за уходящим транспортом. И даже догнал его! Но мужичонка исчез вместе с книгой и остальными пассажирами.
2 книга. Корейская сказка "Мо Йдод Ыр. Помню, как я лежу на диване, а мне кто-то читает эту сказку. Читает по слогам и подсовывает под нос малиновое варенье с пенками. Я плююсь от жалости к себе, но и облизываюсь, потому что я люблю малиновое варенье, а пенки мешают мне его любить. А милый, успокаивающий голос рассказывает чудесную историю о корейском мальчугане Мо Йдоде Ыре, который вырос на корейских огурцах и хлебе с тмином. Но это не помешало, а помогло вырасти ему настолько уверенным в себе, что он, будучи корейски несовершеннолетним, часто влюблял в себя девушек. Однажды мальчик пошёл на берег моря, закинул сеть и вытащил волшебника Тя Нито Лкая, который пообещал мальчику исполнить его четвёртое желание, если он придумает перед тем три. И мальчик так глубоко задумался, что прошли годы, десятилетия, столетия и сонмы эонов (как в детстве не понимал, так и сейчас, как в корейскую мифологию затесались греческие термины) и море обмелело, а мальчик всё думал, а волшебник всё ждал, а я всё ел варенье с пенками и слушал, слушал милый родной голос.
Все публикуют свою десятку важных книг. Вот и я хочу. Куда же я без своей десятки!
1. "Как нам реорганизовать Рабкрин". В.И. Ульянов (Ленин) Помню, долгими осенними, зимними и весенними вечерами, когда за окном научной библиотеки бушевали листопад, снегопад и черёмуха, сидел я на стуле научной библиотеки за столом научной библиотеки в читальном зале научной библиотеки и конспектировал эту великую статью Ленина. Но сначала я приникал к стойке выдаче и, борясь с внутренним волнением, протягивал библиотекарше листочек с запросом. "Как нам реорганизовать Рабкрин" было написано на листочке моим нервным, гарцующим почерком. Библиотекарша - молодая и поначалу весёлая - брала листочек двумя пальцами и, слегка отклонившись, осматривала меня с головы до прилавка, а потом обратно. Я скашивал глаза в полутьму окошка выдачи, как бы подразумевая своё неучастие даже в намёке на флирт. Библиотекарша становилась грустной, и, не скрывая печаль, приносила мне брошюру. Я брал её вспотевшей ладонью, выдыхал "спасибо" в область изящной переносицы, переносил книжку на свободное место и все читатели поднимали лица от книг и журналов и смотрели на меня просветлённо, кивая головами не в такт, так что мне казалось, будто сотни китайских болванчиков посылают мне свой неизбывный привет. Однажды, когда я обдумывал вторую строчку шестого абзаца, ко мне подошёл некто и закинул свои волосы на мою правую щёку. - Подите вон, - сказал я. - Не видите, что ли, чем и насколько я занят? - Вижу, - печально сказал некто и откинул свои волосы с моей щеки. Все слаженно и тихо вдохнули. Порывистый вдох пронёсся надо мной. И только библиотекарша округлила губы и сладко выдохнула.
«Хотел бы я прыгнуть до четвертого этажа» Даниил Хармс
Заполняй пространство собой. Выкарабкивайся из себя.
Часть I Мой друг Сергей Никитин
совет
В 1987 я окончил школу и поступил на юридический факультет Ивановского университета. Учился нехотя, был предан мечтам и лени. Дружелюбен, пылок, боязлив, метил в наполеоны от искусства. Творчество зудело в костях, сухожилия тряслись от страха. Сергей отслужил в СА, и после рабфака без экзаменов поступил на юрфак. Познакомились мы во время первого трудового семестра в деревне Мамонтово. Не проучившись года, Сергей забрал документы из вуза и вернулся на родину – в посёлок Шангалы Архангельской области. После летней сессии я решил поехать к Сергею в гости. Семья возражала, но я стоял на своем. Вечерним четырехчасовым добрался до Ярославля, ночью пересел на состав из Москвы до Сыктывкара. В три часа пополудни следующего дня прибыл в Костылево. Сергея я увидел из окна. Он расхаживал по перрону в оранжевых резиновых сапогах, обрезанных до колен джинсах, футболке с надписью «Генштаб соизволил утопиться» и ухмылялся. Я ехал в плацкарте, всю ночь ворочался на верхней полке. Моей соседкой справа была прелестная девушка. Она спала упоительно. Ее рыжий локон маячил перед моими глазами, раскачивался то ли от толчков поезда, то ли от дыхания. Мне хотелось прикоснуться к ее щеке, дотронуться до темного локона. Но я только ёрзал под одеялом. Глубокой ночью девушка внезапно открыла глаза. От растерянности я подскочил и повис между полками, как бы намереваясь спрыгнуть. Девушка улыбнулась и вновь уснула. Я покачался между полками и поплелся в туалет. Узнав про все это, Сергей смеялся. «Надо было ее разбудить поцелуем, - советовал он. – Поболтали бы, познакомились. Захотелось целовать – целуй». Совет был хорош, да я пресен. Я постоянно что-то откладывал. Мало ли, пусть желание дозреет. Однако желание тупело, как недодуманная мысль, размазывалось по жизни. Сергею я мог рассказать все, но чаще молчал. Говорил он, мне нравилось его слушать. В тот июль мы спустились на лодке по реке Устья до Дубровского. Недалеко, а все же здорово. С нами был еще один парень, он заикался, как и я.
